9°C Монреаль
Луи-Фердинанд Селин (1894-1961) – один из самых ярких и спорных французских писателей ХХ-ого века. Литературная критика превозносит его до небес, считая наравне с Марселем Прустом крупнейшим стилистом минувшего столетия, но есть и те, кто категорически его отвергают. Причина? Политические взгляды Селина, выраженные им в скандальных очерках- памфлетах, о которых речь пойдет ниже.
В СССР имя писателя долгое время оставалось под запретом, хотя благодаря незамедлительному переводу Эльзы Триоле его эпохального романа «Voyage au bout de la nuit» («Путешествие на край ночи», 1932) он сразу же привлек внимание критики. Достаточно сказать, что шестнадцать периодических изданий, среди которых газеты «Правда», «Литературная газета», журналы «Новый мир» и «Октябрь», откликнулись своими рецензиями.
Между Львом Троцким и Максимом Горьким
В 1933 г. высланный из страны Лев Троцкий, кстати, прекрасно разбиравшийся во французской литературе и прочитавший роман в оригинале, выступил со статьей «Селин и Пуанкаре», где дал «Путешествию...» восторженную оценку, оценив художественное мастерство писателя и «исключительное чувство интонаций жизни и языка». Впрочем, Троцкий посетовал на излишний пессимизм автора, не предлагавшего выхода из чудовищных событий, в трагический вихрь которых был втянут герой романа и во многом alter ego Селина Фердинанд Барнабю. Вначале Барнабю – нищий студент, затем – рядовой солдат кровопролитной 1-ой Мировой войны, потом – свидетель колониальной эксплуатации в Африке, позже – угнетенный рабочий на американском заводе Форда, и в конце концов – «врач для бедных» на нищей парижской окраине. Таким же во многом был путь и самого писателя.
Радикальнее всех о романе высказался Максим Горький. Выступая в 1934 г. на 1-ом съезде советских писателей, куда, среди прочих представителей европейской интеллектуальной элиты, были приглашены выдающиеся французы Луи Арагон и Андре Мальро, и где вокруг «Путешествия...» разгорелась жаркая дискуссия, Горький заявил: «Литератор современного Запада потерял свою тень, эмигрируя из действительности в нигилизм отчаяния, как это явствует из книги Луи Селина "Путешествие на край ночи"; Бардамю, герой этой книги, потерял родину, презирает людей, мать свою зовет "сукой", любовниц – "стервами", равнодушен ко всем преступлениям и, не имея никаких данных "примкнуть" к революционному пролетариату, вполне созрел для приятия фашизма».
«Буревестник революции» и автор жизнеутверждающего высказывания «Человек – это звучит гордо», похоже, оказался самым прозорливым: несколькими годами спустя Селин действительно поддержит немецко-фашистскую идеологию, опубликовав серию скандальных, откровенно антисемитских произведений и договорится в них до необходимости «истреблять евреев как расу». Но тогда, в 1934 году, до таких чудовищных заявлений дело еще не дошло.
Поездка в Ленинград
О судьбе Селина в СССР можно прочитать в замечательной трилогии биографа и адвоката писателя Франсуа Жибо. Извещенный о трех изданиях романа и немалых тиражах (в том числе и на украинском языке!), Селин решает посетить СССР в сентябре 1936 года, рассчитывая на получение причитающихся ему гонораров и, конечно же, на читательское признание.
Впрочем, в отличие от Арагона с его супругой Триоле, которым не без участия сестры Эльзы, влиятельной Лили Брик, знаменитым французам организуют роскошный прием, Селин прибывает в «колыбель революции» – Ленинград рядовым иностранным туристом. Неурядицы с размещением в гостинице «Европейская» (его вещи без спросу перенесли в другой номер), с выплатой гонорара (выяснилось, что полученные рубли не подлежат обмену), с авторскими правами (Селин был изумлен, узнав, что роман издан с купюрами, что приведет его позже к разрыву отношений с супружеской парой Арагон-Триоле), и, самое главное – отсутствие должного интереса к его личности и творчеству – вызывали у писателя досаду, а затем и раздражение.
Его визит к директору Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова с целью продать права на написанное им либретто к балету «Рождение феи» оказался напрасным. Оскорбленный всеобщим равнодушием и осознав свою ненужность, после посещения Эрмитажа и Царского села, однако растрогавшего его сердце, Селин отменил запланированную поездку из Ленинграда в Москву и спешно возвратился в родную Францию, где немедленно опубликовал беспощадный по форме и содержанию антисоветский памфлет «Mea culpa» («Моя вина»). В нем он не пожалел слов для уничижительной критики всего, что увидел в стране Советов. Отныне с коммунистической мечтой он расстанется навсегда! Но и в СССР о том не забудут, перестанут им интересоваться, а его второй по значению роман «Mort à crédit» (1936 г.) будет издан на русском языке («Смерть в кредит» в переводе В. Кондратовича) лишь спустя 58 лет, и состоится это уже в постсоветской России.
Ослепленный ненавистью
В 1937-1938 гг. Селин пишет один за другим произведения «Bagatelles pour un massacre» («Безделицы для погрома»), «L’École des cadavres» («Школа трупов»), в 1941 г. – «Les beaux draps» («В передряге»), полные оголтелого антисемитизма и истеричных заклинаний о жидо-масонском заговоре. При их чтении в жилах стонет кровь. Да в своем ли уме писатель? И хотя немецкую оккупацию Селин, как будто бы встретил равнодушно, его человеконенавистническая идеология, выраженная в этих памфлетах, не только не противоречила действиям фашистов, но и оправдывала их.
До сих пор литературоведы дискутируют о причинах ярого антисемитизма и ксенофобии, выраженных в памфлетах Селина: было ли это душевной болезнью, результатом пережитых обид на всех тех, кто в свое время недооценил его талант (он так и не получил премии Гонкур), или нужно объяснять его ненависть ранними детскими комплексами? А может быть, виной всему была его возлюбленная и муза, американская балерина Элизабет Крейг, ушедшая от вечно нуждающегося Селина к богатому торговцу недвижимостью Бену Тэнклу? Как бы то ни было, все сходятся в одном: чудовищные декларации автора антисемитских памфлетов не имеют оправданий.
Двумя неделями спустя после того, как союзные войска высадились в Нормандии 6 августа 1944 г., всерьез напуганный исходом войны и грядущими чистками (расправа за коллаборационизм была неминуемой) Селин вместе со своей женой, балериной Люсетт Детуш спасается от законного возмездия, сначала на время укрывшись в немецком Баден-Бадене, затем вместе с правительством Виши в – г. Зигмаренгене (описанном позже в романе «Du château l’autre» («Из замка в замок»), и наконец – в Дании, где, однако, его помещают в тюрьму.
Выйдя из заточения и поселившись в захолустном городишке Кларсковард на берегу Балтики, супружеская пара вместе с их котом по имени Бебер живет затворниками (датские власти отказались экстрадировать Селина на его родину), страдает от отсутствия элементарных удобств, одиночества и неприкаянности. В 1951 г. Селин по амнистии возвращается во Францию, где после этого проживет еще десять лет и скончается в г. Медоне. В последние годы жизни к нему потянется вереница журналистов, желающих взять интервью и заснять на пленку. Утомленный и больной Селин старался уйти от острых вопросов и отвергал обвинения в сотрудничестве с немцами.
Война впечаталась в мой мозг
Найденная и опубликованная рукопись «Войны», написанная от первого лица в 1933-34 годах, как будто бы не окончена, не завершена: где-то зияют пробелы, порой отсутствует пунктуация и деление на абзацы. Иногда кажется, что писатель не успел ее доработать, как бы оставив на потом. В целом текст походит на автобиографическое свидетельство. Героя зовут Фердинанд, и он, как и сам Селин, ранен в правую руку и контужен на полях Фландрии в ходе боев Первой мировой войны." «Кажется, я пролежал там частично и в следующую ночь. Мое ухо присохло к запекшейся от крови земле, и рот тоже. В голове стоял стоял невыносимый грохот. И я проспал под него, а потом вдруг брызнуло с неба и потекли плотные струи воды. И под этим дождем рядом со мной валялось отяжелевшее тело Керсузона».
Какой-то британский солдат оттащил Фердинанда в госпиталь, расположенный в 20 километрах от линии фронта. В этом госпитале и разворачивается основное действие «Войны»: Фердинанд знакомится с другими ранеными и палатными медсестрами. Между мужчинами и женщинами завязываются отношения, иногда романтические, а порой их таковыми не назовешь...
Шум в голове преследует Фердинанда, и он делает вывод: «Теперь уже ясно, что никогда мне не вернуться к нормальной жизни, той жизни, которой живут все остальные. Но эти придурки убеждены, что сон и покой – это нечто естественное. А я бы отдал обе свои ступни, гори они синим пламенем, лишь бы голова моя пришла в порядок».
Верный своему нигилистическому восприятию жизни, герой Селина не стесняется в выражениях. Говоря об окружающих, костерит все на свете, проклинает свое бессилие, обиду, боль. Франкоязычная пресса единодушна: открылся еще один литературный шедевр, а язык Селина – живой, образный, зачастую по-народному грубый, и при этом в высшем смысле – поэтический – открывает страдающую душу человека, не совместимую с ужасом войны. Нужно ли добавлять, что сегодня написанное им читается нами по-особому?
* * *
...«Иди сюда, Фердинанд, – звал меня Бебер,– ты что-то у нас сегодня бледный. Давай! Пойдем прошвырнемся по берегу вдоль реки, глядишь, тебе полегчает. И вместе мы дохрамывали до нее. Далеко в небе разрывались снаряды. А за тополиными стволами уже просвечивала наступившая весна».
Автор: Людмила ПРУЖАНСКАЯ
