5°C Монреаль
Так, но с чего же начать, какими словами? Все равно, начни словами: там, на пристанционном пруду. На пристанционном? Но это неверно, стилистическая ошибка. Водокачка непременно бы поправила, пристанционным называют буфет или газетный киоск, но не пруд, пруд может быть околостанционным» – и дальше уже не оторваться.
Так начинается первый роман Саши Соколова «Школа для дураков». Этими словами началось в конце 80-х мое знакомство с творчеством писателя, первый роман которого В. Набоков назвал «обаятельной, трагической и трогательнейшей книгой». Тексты Саши Соколова невозможно только читать: в них надо погружаться, как в воду, в любовь или жизнь: прыгать с разбега, нырять с головой, ощущая всем телом создаваемые им пространство и время, которые он спрессовывает по собственному усмотрению. Если бы все три его романа, которые сплошь метафоры, развернуть, перевести на обыденный язык, то сколько бы толстенных томов пришлось бы написать! Но это был бы уже совершенно другой текст, к которому Саша не имел бы никакого отношения.
Познакомиться с Сашей мечталось давно – с тех самых пор, как мне в руки попала книжка-перевертыш с двумя его романами «Школа для дураков» и «Между собакой и волком». В книге не было ни биографии, ни фотографии писателя, и вместе с сокращенным именем Саша – все это не вписывалось в рамки традиционных изданий советской литературы. Хотелось узнать, кто такой этот удивительный ни на кого не похожий Саша.
И потом оказалось, что он, как и я, закончил факультет журналистики МГУ, как и я, любил приезжать в Коктебель, как и я, работал внештатником на Международном Канадском радио. И вот наконец наши пути пересеклись не только в пространстве, но и во времени, которое остановилось в гостеприимном доме Сашиного однофамильца, коллеги по Канадскому радио и известного журналиста Евгения Соколова.
От историй про диких медведей и как от них защищаться, если столк-нешься случайно в лесу, до советов бегать только по мягкому покрытию, наша беседа плавно перетекла к тому времени, когда Саша уехал из СССР.
«Я ПРОДУКТ ИМПЕРИИ – ЦАРСКОЙ И СОВЕТСКОЙ»
– Ну как же сидеть взаперти, хотя и в такой огромной стране!? Я ее уже всю объехал к тому моменту. Будучи журналистом, летал по всей стране и хорошо себя чувствовал, но потом я понял, что нельзя же с моим русским характером, таким имперским – сидеть взаперти. Как сейчас я понимаю, что это был и есть такой характер – имперский. Я продукт империи – царской и советской. Почему Россия всегда была такой большой, потому что люди – не только какая-то адмистрация, а простые люди – всегда хотели посмотреть, что там, за горизонтом. Они туда шли, воевали и завоевывали. Поэтому все так замечательно и сложилось. Такая огромная страна, очень удобная страна. Но мне-то и этого было мало. Мои любимые края, конечно, Таймыр, Дальний Восток, да все, все прекрасно. Я очень много ездил и очень рад, что я успел все это посмотреть, все было дешево, прекрасно.
– Как я понимаю, путешествия по стране были очень спрессованы по времени, после окончания нашего факультета вы не так долго работали в «Литературной России».
– Да, не так долго. Но у меня были такие годы, когда я просто бродяжничал, ездил по стране – в Закарпатье, на Урал... Билеты на поезд стоили смешные деньги. Я помню, ехал в Крым: естественно всегда бесплатно едешь, на третьей полке, как-то договариваешься с проводником, а проводишь месяц или два, тратя 20 рублей в месяц, пользуешься там какими-то фруктами, овощами, вином – оно копейки стоило! Огромные бочки стояли на набережной, на улице, везде, в Коктебеле, в Ялте, по всему Крыму, и на Кавказе... Мы начинали пить вино с утра, квасными кружками! Впадаешь в хорошее настроение, отдых проводишь прекрасно. Если снимаешь комнату, например в Абхазии – 50 копеек в день на двоих.
– Цены были нереальные. А если говорить про Абхазию, то когда я туда попала в 1985 г. , то первый раз услышала: «Это не Грузия. Это Абхазия!»
– Да, это отдельная территория. Абхазцы всегда чувствовали себя угнетенными. Да и вообще там надо было держать ухо востро. На Кавказе все очень сложно в смысле этикета, поведения. Если ты наливаешь вино вот так, а не эдак, то тот, кому ты так наливаешь, тебя может просто убить! И масса таких мелочей. УтОнченные отношения там между людьми, я бы сказал так.
С УДАРЕНИЕМ НА «О»
– С ударением на «о»?
– Конечно. Хотя сейчас, к сожалению, очень плохо с произношением в России. Особенно на российском телевидении. Дикторы, да и некоторые журналисты не умеют склонять числительные, например. Я подумал, что может, какая-то лингвистические реформа случилась за эти годы, пока у нас тут в Канаде не было российских каналов.
– Кофе потерял мужской род...
– Это мелочь!
–А поддержка общей тенденции произносить, например, «созвОнимся» с ударением в корне слова...
– А «Я тебе набрал!»
– Да, или: «Я тебя наберу!»
– Да, «набери меня»! Это такой веселый сленг.
– Вы тоже так говорите?
– А почему нет? Это же разговорное, веселое выражение! Ничего страшного! И в литературу входят такие выражения. Уличные, студенческие. Существует словарь молодежного сленга и там есть блестящие находки, изумительной красоты вещи. Почему надо говорить «позвони»? Никакого звонка на самом деле нет! Отмирание звонка происходит. Звонок больше не звенит (смеется), а если и звенит... Вспомнилась строчка
В. Алейникова:
«Когда в провинции болеют тополя,
И свет погас, и форточку открыли,
Я буду жить, где провода в полях
И ласточек надломленные крылья;
Я буду жить в провинции, где март,
Где в колее надломленные льдинки
Слегка звенят, но, если и звенят,
Им вторит только облачко над рынком...»
«А ТЕПЕРЬ ВСЕ ПРОСЛУШИВАЕТСЯ ЗДЕСЬ!»
– Алейников был гениален в молодости. Мы встречаемся. У нас был огромный перерыв в общении. За первые 14 лет эмиграции я никому не позвонил ни разу. Я не хотел подводить людей: все прослушивалось. А теперь все прослушивается здесь! Вот беда какая случилась! Я понимаю молодой задор и напор Сноудена.
К нему пришла честность, и его озарило, озарение навестило его. И видимо, он, оглянувшись вокруг, выбрал свою баррикаду. Он решил вот так! Бывают такие кристально честные люди. Он раньше думал, что работает на демократию. А теперь, что ж? Какая уж тут демократия – это даже не смешно!
– Каждый день я прохожу мимо парикмахерской, в окне которой уже несколько лет висит плакатик в поддержку Сноудена. Так владелец этого салона заявляет свою позицию. Прямо в центре города, на очень бойком месте. И никто его за это не наказывает. Он по разным политическим вопросам вывешивает свои листовки.
– Да, есть такие исключительные, небезраличные люди, в основном идеалисты. Протестанты по характеру, им хочется сказать свое «фи» по каким-то поводам в международной ситуации.
Я вспоминаю начало войны в Ираке, мы жили тогда во Флориде. На всех домах, включая церковь, появились огромные американские флаги. Они висели несколько месяцев – все начало оккупации Ирака. И на многих машинах они развивались! И только один человек не поддался общей истерии. На берегу озера у него стоял дом, и мы тренировались на этом озере. Только у него не было американского флага на доме, а на берегу он поставил огромный плакат: «Bush sucks». И я все время удивлялся: «Ну как же так? И человек жив – при такой провоенной истерии!» Он француз. Он до сих пор там живет.
«ПОИМЕТЬ ХОРОШЕЕ ВРЕМЯ!»
– Почему вы сократили имя до «Саши»?
– А почему Саша Черный это сделал! У меня – это дань любви к Балканам, где «Саша» часто полное имя. Самая интересная часть из того, что я видел в мире – это Балканы. Недаром же существует Балканалогический институт в Москве. Там живет масса национальностей, сколько языков! Как Кавказ. Кстати, Крым когда-то был частью Балкан. И так интересно. И главное, что это люди каких-то пронзительных отношений. У них отношения очень страстные. Это люди большой страсти вообще, с ними всегда тепло, иногда бывает горячо.
– И тяжело тоже может быть...
– Бывает тяжело. Но они очень цивилизованны. Со всеми можно говорить о чем угодно, хотя все они ориентированы на политику.
– Мне меньше всего от вас ожидалось услышать рассуждение о страсти.
– А вы думаете, что в Испании страсть на виду? Не-ет! Там очень все сдержанно. Я первый раз в Испании оказался, ну, думаю, сейчас я здесь оторвусь, пообщаюсь с такими цыганами андалузскими, интеллигенцией... Они все должны кипеть, гореть! Ничего подобного. Они все очень замкнуты. Надо держать дистанцию на улице. Там это очень жестко. Вообще мне кажется, что Аргентина более испанская страна, чем сама Испания. Это вообще фантастическая страна!
– Вы сказали «оторвусь»... Что вы имеете в виду?
– Это поиметь хорошее время!
(заливисто смеется). Лимонов в «Эдичке» употребляет прямой перевод «мы имели прекрасный день вокруг бассейна!» Масса интересного на Балканах. Это отдельная планета. А Греция – вообще сказка. Там учишься на каждом шагу, если у тебя есть глаза и уши. И интуиция! Ты видишь людей, которые тебе что-то очень интересное сообщают, и даже без слов. И которые знают заранее, что ты сейчас скажешь и что ты хочешь. Они читают по глазам...
– Какая-то энергетическая связь?
– Энергетика невероятная, да! Но надо не в дома отдыха ехать на две недели, а жить в стране. Мы с Марлин (супруга Саши – прим. авт.) поняли после многих лет, что для того, чтобы понять, что действительно хорошего или плохого есть в этом городе, в этой стране, в этих людях, надо минимум провести там три месяца.
«...ВСЕ ЦВЕЛО, НО НЕ ПАХЛО»
– А я был очарован первые пять лет Америкой. Когда я увидел впервые Калифорнию, то понял, какая беда со мной случилась в жизни, что я первые 32 года провел не здесь. Я потерял время – думал я, глядя на эти великолепные деревья и клумбы в феврале. И вообще все цвело, но не пахло. В Калифорнии отсутствуют запахи. Даже эвкалипт пахнет еле-еле.
– Удивительно, а почему, как вы думаете?
– Очень просто. Индейцы, когда они подверглись оккупации и убийствам со стороны пришельцев из Европы, прокляли эту землю. Поэтому вся Америка не пахнет. Хотя есть какие-то исключения. Но цветы буквально не пахнут. Эта песня «Я в весеннем лесу пил березовый сок, где не пахли цветы, не горела роса».
– А я вам в пику скажу... В Нью-Мексико с запахами все в порядке. Там в горах совершенно оглушительно пахнет сосна пондероза – корицей, мускатным орехой и ванилью... Пахнет кора, нагреваясь на солнце... Совершенно немыслимый запах! Да даже сам воздух там пахнет совершенно особенно. Настолько свежий, что хочется его есть или пить...
«ВОТ Я ТАКОЙ ФЕНИКС!»
– Саша, мы как-то очень быстро с вами пропутешествовали в ваших воспоминаниях по городам и весям. А вот есть такой оборот: «Я родом из...» Вы родились в Оттаве, но нельзя же про вас сказать, что вы родом из Оттавы?
-Нет, конечно.
- А откуда вы родом тогда?
- Кстати, есть такая поговорка ли, шутка ли, выражение ли. Канадцы говорят: «В Оттаве никто не родился!», имея в виду, что это бюрократический город без спальных районов. Раньше таким он был. Сейчас спальные районы есть, конечно. Но все равно это настолько зачуханный город! Физическая родина, конечно, Канада. А духовная родина, конечно, Москва. Это с позволения сказать, моя малая родина. Можно даже сузить до Лениградского района – Беговая, Хорошевка, Серебряный бор, северо-запад Москвы, близ Сокола, Волоколамское шоссе. Улица Алабяна – мой постоянный последний адрес. Вот это очень мое. А первый дом, куда меня родители привезли – город был совершенно разрушен после войны – это была улица Велозаводская в Пролетарском районе, где я узнал первые трудности жизни. И вообще после Канады культурный шок был чудовищный – это была грязь, разруха, инвалидов после войны масса...
– Я не могу поверить, что вы из того времени. Когда я впервые прочитала вашу «Школу для дураков», у меня было такое ощущение, что вы мой ровесник. И даже сейчас, когда я знаю год вашего рождения, я не могу поверить, что вы родились во время войны.
– Есть люди, у которых нет возраста – такие Фениксы. Вот я такой Феникс! Вот ребята из России приехали снимать обо мне фильм и тоже не могли понять, как же я так хорошо сохранился.
«Я ОСЛЕП ОТ ВСПЫШЕК ФОТОАППАРАТОВ!»
– Я видела запись интервью с вами на американском телевидении в 1986 году в программе Джона Глэда. Вы, конечно, выглядели несколько моложе. Но только несколько... Мне показалось, что вы чувствовали себя не очень уютно во время этой беседы.
– Да, я не умел тогда сидеть перед камерами, я был неопытен еще.
– А что же, это было первое интервью?
– Нет, конечно! У меня было много интервью. Но на этом я был стеснительным. Даже это была не стеснительность, а неумелость. Я не любил чувствовать себя объектом внимания.
Мои приключения на Западе начались с того, что не только Европа, но и многие другие страны узнали интересную новость, что меня выпустили из СССР на свободу. Меня не выпускали: были проблемы с ГБ и моими родителями, но канцлер Австрии Крайский написал Брежневу два письма, прося его отпустить меня в Вену, чтобы я соединился с моей невестой. Мы были крепкие бойцы с ней! Мы победили Советскую власть и за это нам причиталось. Как меня встретили! Я увидел в аэропорту человек 200 журналистов – толпа! Я подумал, кого это там знаменитого ждут? Так началась моя жизнь на Западе. Я ослеп от вспышек фотоаппаратов!
– И это после всех мытарств!
– Да, такая компенсация. Я оказался в очень добрых руках людей радушных, гостеприимных. Начались бесконечные приемы. Прежде всего, у канцлера Крайского и у других известных в то время в Австрии людей. Много было публикаций обо мне по всему миру. Очень много, нам присылали отовсюду вырезки из газет. Эта новость была очень важна, потому что меня выпустили из СССР сразу вскоре после подписания Хельсинского соглашения о воссоединении семей. И даже несколько кинокомнаний хотели снять романтический фильм о нашей с невестой борьбе, о нашей победе. В числе прочих был и Голливуд. Моя невеста, а потом жена сказала: «Нет! Мы не для того боролись, чтобы нас купили за деньги. Мы не ради славы это делали. Мы делали это ради своего счастья!» Она была социалистка, верила в разные идеалы. В результате мы лишились огромных денег.
– Вы об этом не жалели?
–Да нет! У нас в тот момент было много денег, нам их слали, к нам подходили на улице и давали деньги. Я приехал на первую пресс-конференцию в Мюнхен из Вены, где получил такие огромные деньги от известной организации, которых я никогда не видел. Мне сказали: это вам за борьбу с Советской властью. Не было проблем с деньгами. Я мог остаться в Австрии. Крайский очень этого хотел.
«ЗАМАНИЛА СВОБОДА»
– Вы в Австрии устроились работать столяром, это правда?
– Я никогда не работал столяром: у меня руки-крюки. Это ошибка чьего-то воображения.
– А егерем, истопником, работником морга?
– Это было. Я работал в Венском лесу по рекомендации Крайского. Он позвонил и попросил устроить меня как своего друга. Я там занимался тем же, чем занимался на Волге, когда работал егерем – следил за браконьерами! Всегда ходил с ружьем.
Я научился охотиться в Марийской республике, когда поехал туда, бросив дневное отделение. Поехал в районную газету – в полную тьмутаракань, это было в 100 километрах от железной дороги. Столько же, наверное, от Йошкаралы.
– Что вас туда заманило?
- Заманила свобода. Мы вместе с женой (первой – прим. авт.) туда поехали. Нам надоело нищенское студенчество. Мне надоело работать в театре «Современник» рабочим сцены. Я, конечно, был рад посмотреть все эти спектакли, познакомиться со всеми этими актерами. Я помню Ефремова главрежем. А Табаков был еще сравнительно молод. Я помню многих – Кваша, Волчек... Я гордился. Я говорил о них знакомым: «Это мои коллеги!» Я хорошо устроился. Но надоело. Хотелось писать, потом печататься. И с третьего курса мы с женой убежали туда. В Марийской республике я научился охотиться у местных профессиональных охотников.
«НАМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОВЕЗЛО!»
– Мы с вами закончили один факультет, и хотя в разные годы, но некоторые педагоги у нас, наверное были одни и те же.
– У нас преподавали блестящие педагоги. Совершенно фантастические! Кучборская преподавала античную литературу. Каждая ее лекция – театрализованное представление. Она была утонченный (с ударением на «о» – прим. авт.) человек, с невероятной страстью, сумевший не утратить эту страсть.
– Ее мощный, неслыханный по своему тембру голос в Ленинской аудитории долетал до самых последних рядов, где все ловили буквально каждое слово, каждую интонацию.
– Да, да, да... там можно было дремать на лекциях других профессоров.
– На советской партийной печати, к примеру.
– Да, именно. Но не на ее лекциях! Мы ждали ее лекций всегда, и конечно я немножко жалел, что мы уехали. Надо было, наверное, закончить дневное отделение. Но я приезжал сдавать экзамены. Зато я получил то, что хотел. Я очень быстро стал профессионалом, работая в районной газете. Главное, что на факультете всегда был деканом Ясен Николаевич Засурский. Он голова всего. Вот это огромное везение! Он хранитель, который прошел огонь и воду тихой сапой. Нам разрешалось делать то, чего в Союзе нигде не делалось. У нас были лекции по Солженицыну! Нам действительно повезло. Засурский имел какую-то охранную грамоту сверху. Поэтому в стенах нашего факультета выросло несколько поколений свободномыслящих журналистов. Лучшие воспоминания! Конечно, не менее важным, чем лекции было общение в коридорах. Это была среда! Это было самое главное.
А потом мы вместе с Сашей нырнули в мои воспоминания о его романах. И оказалось, что хотя он и не держит у себя дома своих книг, но каждый раз перед переизданием перечитывает их и вносит авторскую правку. Переписывает! Теперь у меня есть мечта собрать все издания его «Школы для дураков» и посмотреть, как текст романа менялся со временем. Первому изданию «Школы для дураков» в следующем году исполнится 40 лет.
Автор: Светлана Мигдисова
