4°C Монреаль
Эта история началась в июньский день в девять часов утра. Наша героическая команда почти вся в сборе. Добрейшие Марина и Лариса. Серёжа, классный специалист-компъюторщик. Таких ещё было мало. У нас был. Нашему техническому и программному обеспечению завидовали в самых серьёзных конторах. Но главное – милый, улыбчивый, трудолюбивый, отец двоих детей. Женя отдыхает, секретарь Галя опаздывает.
Лето, отпуска, работы не так много. Телефон молчит и факс отдыхает.
Распахивается дверь, влетает Галя. Галю нашли на рельсах на Казанском вокзале, при ней записка с именем. Дом ребёнка, детский дом, интернат. Я пришла в интернат после института, Гале было лет четырнадцать. Потом она всё время была неподалёку. Сейчас я с ней встречаюсь по воскресеньям в церкви.
– Людмила, там к нам приехали! Лимузин – белый! Такой огромный дядька с красавицей! Идут!
Вплывает огромный благоухающий мужчина лет сорока в прекрасном летнем костюме. За ним великолепная молодая дама, от которой глаз не оторвать. Белозубые улыбки, добрые глаза. Музыка итальянской речи. И переводчица – на уровне.
Расчищаем место для большого гостя, рассаживаем всех около моего стола. Я пытаюсь уловить, что говорит переводчица. Сложно, пулемётная скорость.
«Прилетели вчера, первый раз в Москве. Белисимо! Чудесно! Перестройка, Горбачёв, Ельцин, фантастикаменте! Наследника нет! Флот на Сицилии! Рыбаки, торговля! Сеньора, помогите. В России такие прекрасные дети. У нас море, солнце, а фрукты…! Всё сделаем, что нужно. Дед, отец всю жизнь работали, состояние оставить некому. Что делать? Если не поможете – просто трагедия. Мы, итальянцы, так любим детей! Нам сказали, что вы можете найти ребёнка. Пронто, сеньора!»
Сеньор размахивает руками, выплёскивает на нас всё, что с трудом довёз из солнечной Сицилии.
«У меня восемь сестёр и братьев. Я старший. Ни у кого в семье нет мальчиков, одни красавицы. А кому флот? Нам Бог почему-то не дал детей! На вас надеемся очень!»
Мадам прекрасно улыбается и кивает. Но держится в тени мужа.
Сеньор высказался. И как-то даже стал мельче, съёжился. Мадам гладит его по огромному плечу. Он так готовился, волнуется, почти, до истерики.
А я думаю, что не смогу им помочь сейчас. Лето, отпуска у инспекторов по охране детства, без них нельзя. Нет многих главврачей в ближайших территориях.
Галя предлагает сеньорам «Боржоми». Я тихонечко говорю переводчице, что сейчас мы скорее всего не найдём ребёнка. По выражению её глаз понимаю, что это, почти смертный приговор для этой пары.
Помолчали, попили «Боржоми». Смотрю на итальянцев. Сидят тихонечко. Сеньор похож на огромного белого воробья, выпавшего из гнезда.
Бывает такой момент, когда понимаешь, что надо сделать то, что невозможно. Иначе что-то перекосится, пойдёт не так. И не только в судьбе конкретных людей, а в мире. За двадцать с лишним лет работы с усыновителями я часто испытывала это чувство и делала невозможное.
В тот день я первый раз нарушаю свой приказ. В моём приказе написано, что сначала полностью оформленные документы, потом информация о детях. Исключение, только для детей с грубыми нарушениями в развитии или тяжёлыми заболеваниями. Но сейчас я готова сделать всё, чтобы найти будущего владельца сицилийского торгового флота, даже без переведенного и заверенного досье.
Молча пишу записку Марине, два слова: «Звони Римме». Всё остальное она уже поняла и знает, что спросить, что сказать. Мы очень разные люди, но до сих пор понимаем друг друга с одного слова. Не всегда, правда, согласны друг с другом. Она садится к телефону и пытается связаться с Владимиром. Мобильных телефонов в России ещё нет! И интернета – нет!
Переводчица подаёт пачку документов с красивыми печатями социальных служб, жандармерии, мэрии, нотариусов, министерства иностранных дел Италии. Это первый пакет документов из Италии, который я держу в руках. Бумаги на итальянском языке.
Делаю умное лицо, и начинаю просматривать документы. Знание французского помогает кое-что понять. Сеньоры имеют хорошее образование, женаты уже несколько лет. Мадам работает в юридической компании. Не могу сразу точно пересчитать из лир в доллары или рубли годовой доход и стоимость имущества. По количеству нулей понимаю – и не надо, здесь всё хорошо.
Одновременно слушаю, что говорит Марина по телефону. Римма из областного управления на месте, УРА !
Дальше – Наталья из Районо?
Документы полностью подготовлены государственными организациями. Никаких частных агентств. Можно не сомневается.
Теперь поговорим.
– Вы хотите усыновить только из-за наследства?
Молчат, слёзы в глазах. Берутся за руки. И молчат.
Мне становится стыдно за свою жестокость. Оправдываю себя банальностью о специфике работы. «Врачи тоже делают пациентам больно, чтобы вылечить».
Подслушиваю разговор Марины. Наталья, районный инспектор тоже на месте. Это уже почти чудо, в середине июня! Теперь, где главврач Дома ребёнка.
– Знаете ли какие дети в детских домах, кто были, в основном, их родители ?
Да, знают. Читали всё, что смогли найти. Сеньора владеет английским. Надеются, что в семье смогут помочь ребёнку с проблемами.
– Почему именно из России хотите ребёнка?
Сеньора говорит про культуру, про века. Перечисляет десяток русских писателей, композиторов, художников. Есть знакомые русские семьи с детьми.
– А как другие родственники относятся к вашему решению?
Из того, что говорят одновременно сеньор, сеньора и переводчица, понимаю, что все счастливы, ждут ребёнка, уже любят.
Много раз я видела, как искренне радуются бабушки, дедушки, тёти и дяди своим новым маленьким родственникам из России, даже инвалидам.
Но не понимаю, как можно быть счастливым от того, что наследство твоих прадедов и дедов перейдёт сироте из России, который, вдруг, станет твоим племянником или внуком.
Один мой дед был расстрелян в тридцать седьмом году, другой умер через несколько месяцев после выхода из тюрьмы. Никакого наследства. Может, поэтому и не представляю, как можно с ним так легко расстаться или поделиться с чужим ребёнком. И в семье я была одна, не было у меня семи братьев и сестёр. И как там всё устроено в таких семьях я тоже не знаю.
Из разговора Марины с трубкой понимаю, что главврач дома ребёнка поехала в Отдел здравоохранения.
Пока итальянцы будут ехать в Дом ребёнка позвоню Наталье обсудим оформление документов. Первый раз будем «делать» итальянскую пару. Поговорю с главврачом, чтобы передала документы ребёночка для перевода и подготовки итальянской визы. Если понадобится, надо будет организовать осмотр ребёнка в Москве.
Сообщаю сеньорам, что их документы меня устраивают.
Радуются, кивают, улыбаются.
Но документы надо заверить в консульстве Италии, перевести, легализовать переводы, на это нужно время.
В глазах сеньора тревога, вопрос, сдерживаемое нетерпение. И мне показалось, даже раздражение или гнев.
Не один год переживаний, чувство неполноценности, досада на себя, на родителей. Выстраданное решение усыновить ребёнка из такой непонятной, чужой и даже страшной страны. И вот исполнение его мечты, все его надежды в руках каких-то странных тёток, суетящихся в заваленном бумагами, тесном кабинете со старыми столами и облезлыми стульями.
Сеньору не могут помочь ни богатства нескольких поколений, ни сицилийские друзья с крёстными отцами, ни родственники в правительстве Италии.
Новое и очень мерзкое, невыносимое для него состояние.
Он ведь не знает, что мы сделаем всё, чтобы какой-нибудь ребёнок уехал с ними на прекрасный остров Сицилия. Потому, что ребёнок должен жить в семье.
Успокаиваю, документы мы доделаем сами. Подходит Марина, тихо говорит: «Главврача пока нет».
Переводчица начинает быстро и взволновано говорить. Я понимаю, что она зачем-то объясняет сеньорам про отпуска, про лето, про плохое время для встречи с ребёнком.
Огромный, холёный, прекрасно одетый сицилийский миллионер вскакивает и начинает всхлипывать. Он ловит ртом воздух пытается успокоиться, понимает, что не в силах справиться с собой, валится на диванчик у стола, утыкается в плечо жены и рыдает в голос. Это совсем неожиданно и что с этим делать?
Почему и зачем переводчица это сказала? Сеньора виновато и испугано смотрит на нас из-за огромной вздрагивающей спины мужа. Галя дрожащими руками подсовывает сеньору стакан воды. Марина на своём детском английском медленно и спокойно объясняет сеньоре, что сейчас действительно отпуска и надо заранее присылать документы, хотя бы за месяц. Но мы всё-таки договорились и они могут поехать во Владимир, это около четырёх часов езды. Им покажут ребёночка, а мы будем заниматься бумагами.
Сеньора гладит по голове рыдающего мужа и переводит ему, всё что сказала Марина. Он отрывает голову от её плеча и на нас смотрят глаза счастливого пятилетнего ребёнка, к которому пришёл Дед Мороз.
Сдерживаюсь, чтобы не начать тоже рыдать от умиления и гордости, что мы всё так хорошо устроили. Коротко объясняю через переводчицу процедуру. С кем они встретятся, как всё должно происходить.
– Детки в доме ребёнка от нуля до четырёх лет, всему радуются. – Это я так, на всякий случай всем говорила.
Итальянцы рвутся в дорогу, получают адрес и обняв нас всех по очереди, наговорив красивых итальянских слов, которые даже не надо было переводить, отбывают во Владимир.
А мы идём курить. Все идём, даже те, кто не курит.
Что и как было дальше мы не видели. Рассказала потом главный врач дома ребёнка.
Даже потом, когда почти каждый день в дом ребёнка приезжали усыновители на разных хороших машинах, таких лимузинов и таких итальянцев никто не видел.
Белый роскошный лимузин с трудом протиснулся во двор дома ребёнка, окруженный жилыми домами. Огромный итальянец в роскошном светлом костюме, почти скрыт горой коробок. За ним чудесная мадам, увешенная пакетами. Переводчица и водитель с сумками в руках. Главврач встречает на крыльце. Увидели главврача, коробки и пакеты – на асфальт и давай обнимать её. Маленькая улыбчивая женщина в белом халате утонула в объятьях сеньора. Подоспела переводчица, стала знакомить. Подхватили пакеты и, наконец, ввалились в Дом ребёнка. В пакетах и коробках было всё, что можно было найти в магазинах кооперативной торговли по дороге во Владимир. Игрушки, фрукты, печенье и даже памперсы.
Кто когда-нибудь бывал в доме, где живут сироты, помнит воздух, от которого сжимается всё внутри. И хочется или убежать, как можно скорее или закрыть голову руками и заплакать. От горя, жалости, злости, стыда, бессилия. От невозможности взять всех малышей, и унести отсюда. Сделать так, чтобы они все были здоровы и счастливы.
Усыновители, тоже, всегда тяжело переживали эти поездки. Мы старались, как могли, помочь. Старались, чтобы они встречались только с тем ребёнком, которого им подобрали. Никогда не водили усыновителей по комнатам, где были другие дети. Сердце не у каждого выдержит. Десятки пар детских глаз смотрят на вас с вопросом: «Ты за мной?» А кто побойчее, подбегает с криком: «Мама!» Они ведь всех воспитателей называют мама. Никто не знает почему. Никто не учит их этому.
А после посещений комнат, где живут дети–инвалиды с врождёнными заболеваниями, становится вообще тяжело жить. Как будто камень на тебя положили. Таким детям мы тоже находили родителей.
Поговорили в кабинете. Врачи рассказали, что здоровых детишек нет, у всех какие-то проблемы. И пошли в зал для музыкальных занятий, самую красивую, большую комнату, украшенную в русском стиле. Сеньор поместился на стуле около пианино, единственный стул для взрослых. Остальные устроились на детских стульчиках с хохломской росписью.
Открылась дверь и медсестра внесла светленького, умытого, нарядно одетого малыша трех лет. Это Вася! Главврач собиралась рассказать о том, какие у Васи проблемы со здоровьем. Он, кстати, был довольно здоровый ребёнок. Но не успела.
Васю поставили на пол и в ту же минуту сеньор сорвался со стула, схватил ребёнка в охапку. Все удивлялись потом, что Вася совсем не испугался. Огромный дядя его целовал, отодвигал от себя и рассматривал, опять целовал. Потом передал на руки сеньоре и затараторил.
«Это мой сын! – заявил он. – Без него я не уеду. Копия я, маленький. Мой младший брат такой же точно. Это мальчик для нас, мы его много лет ждали». Никто не спорил. Это ведь прекрасно, что у них будет сын, а у Васи будут родители.
Конечно, надо будет познакомить родителей с историей ребёнка, написать заявления. Подготовить документы, подписать постановление, получить визу. Но это уже просто бумажная возня. Это-то мы сделаем.
Удалось уговорить итальянцев отпустить ребёнка на полдник. Объяснили, что его нельзя забрать пока не будут готовы документы. Главврач обещала, что постараемся сделать всё быстро. Успокоились они только тогда, когда им сказали, что они могут приезжать к Васе каждый день играть и гулять с ним.
Взволнованные, радостные выходят из зала. Обцелованного Васю уносят в комнаты, где он живёт. Вернулись в кабинет главврача, договорились, что приедут завтра утром.
Настало время уходить. Возбуждённо прощаются: объятия, улыбки, чудесное итальянское щебетание.
Никто не помнит, как всё произошло. Дверь в комнаты, где жил Вася и его ровесники, оказалась открыта и сеньор туда заглянул. И заледенел, переступив порог. Десять малышей двух-трёх лет одинаково подстриженных в одинаковых линялых рубашечках и платьицах сидят за столиками и тихо что-то едят. Было время полдника. Выделяется нарядный Вася, которого не успели переодеть. И, вдруг, со стульчика вскакивает щупленький мальчонка, подбегает к сеньору, обхватывает его огромную ногу и, подняв мордашку сообщает всем: «Это мой папа». Главврач, сеньора и переводчица стоят в дверях молча. Нянечки замерли на своих постах.
Сеньор отмирает, берёт ребёнка на руки, поворачивается и, обращаясь только к жене, тихо и жёстко говорит: «Это наш сын».
Потом сажает мальчика на стульчик, быстро отворачивается и протиснувшись в коридор, возвращается в кабинет главного врача. Сеньора стараясь стряхнуть слёзы с длинных ресниц, спешит за ним.
– Этот мальчик поедет с нами, говорит сицилиец. Ничего не хотим знать о его здоровье, это наш сын. Завтра мы приедем к нашим мальчикам.
Попрощались, вышли, глядя в пол, и тихо уехали.
Ещё много-много лет сеньор будет каждый вечер перед сном просить Бога избавить его от этой картинки, которую он случайно увидел в этот день. А она всё будет вставать у него перед глазами. Стриженные головки, склонившиеся над одинаковыми чашечками. Я это знаю, точно.
А потом мы занимались документами родителей в Москве. Переводчики, консульство, министерство иностранных дел. У нас были и другие дела в разных странах, процесс шёл, как обычно. Во Владимире готовили документы детей. К счастью, оказалось, что второго мальчиках тоже можно усыновить.
Итальянцы каждый день приходили к детям и гуляли с ними. И к ним все привыкли, и они уже начали говорить русские слова. Были куплены всем детям в доме ребёнка весёленькие, разноцветные рубашечки и штанишки. Каждый день приносили фрукты и всё, что можно для всех детей.
Какое счастье – вот два чудесных малыша, которых очень скоро они увезут домой. И как тяжело, что рядом столько детей, которых никто не заберёт. Наверное, это была самая тяжелая неделя в их жизни.
Но ничто не тянется вечно. Во Владимире всё закончено, итальянцы вместе с Ларисой в консульстве Италии получают визы для первых усыновлённых в России детей.
Ближе к концу рабочего дня в наш кабинет опять вплывает огромный итальянец. На руках у него глазастый, худенький мальчик. Сеньора ведёт за руку толстенького кудрявого Васю. Чистенькие, миленькие детки. Даже трудно представить их в комнате детского дома. Сицилийский флотовладелец сияет, но, как только открывает рот, чтобы что-то сказать, начинает давится словами и из глаз льются слёзы.
Мне вручают огромный букет, переводчица говорит, как счастливы родители и как всё удивительно и прекрасно. Завтра они улетают в Италию. Они никогда нас не забудут. Будут молиться за нас всю жизнь.
Сколько народу хотели за нас молится за эти годы, может поэтому у нас всё не так плохо.
Мы тоже их будем помнить всегда. Неважно, что стёрлись имена, осталось что-то большее.
Несколько раз мы получали фотографии и письма. На нас смотрели два «барчонка» в костюмчиках из последних коллекций детской одежды. Детки стояли на фоне прекрасных домов или лазурного сицилийского моря. На борту белоснежной яхты, на корте, в лимузине. Сияющие родители и ещё человек тридцать родственников рядом.
Кто стал наследником сицилийского флота, Вася или другой мальчик, который сам изменил свою судьбу? Имени его я не помню.
Интересно, а плакал ли ещё когда-нибудь огромный итальянский миллионер на своей солнечной Сицилии?
Люся ДРОНОВА
Автор много лет проработала в Министерстве образования России и в Канаде, занимаясь усыновлением детей из российских детдомов. Живет в Монреале.